Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том 2
– Неа, не надейся, сегодня никакого колпака. Там ветер, без шляпы последние мозги выстудишь.
Он застегивает на Менсоне камзол, вдевает запонки в манжеты, поправляет платок на шее.
– Готов. Теперь не стыдно его величеству показаться.
Форлемей откидывает полог шатра, и оба выходят на свет.
Крупное пустынное солнце стоит на полпути к зениту. Оно уже нагрело бескрайние просторы Надежды, и порывистый ветер несет с запада лоскуты сухого тепла. Продолговатая долина наполнена людской разноголосицей, шарканьем шагов, конскими всхрапами, перезвоном железа, хлопаньем ткани на ветру. Багровеют шатры, полощутся флаги, куда-то бегут солдаты, кто-то управляется с телегой, кто-то катит бочку, с копытливым стуком проносится верховой курьер. Оглушенный этой суетой, Менсон запрокидывает голову, ищет взглядом покоя. Скалы, окружившие долину, усыпаны руинами. Разрушенные домики лепятся к склонам, заполняют террасы. Некоторые здания встроены прямо в скалу, входы открываются черными жерлами в глубину породы. На вершине утеса маячит огрызок башни. Когда-то здесь был город – пристанище пиратов Крайнего Моря. Они не подчинялись ни Короне, ни герцогам Надежды, не знали над собой другой власти, кроме ветра и волн. Своим убежищем они выбрали эту долину, куда не было иного пути, кроме морского… Больше нет ни пиратов, ни города. Остались лишь руины на скалах и бухта Секрет, едва заметная с моря. Менсон сводит взгляд вниз, вдоль долины, нащупывает мягкую пенистую синь.
Бухта изменилась с вечера: теперь ее всю, сколько хватает глаз, пятнают цветы парусов.
– Вот и дождались, – говорит Форлемей. – Шиммерийцы прибыли. Здравствуйте.
* * *
Как выглядит триумф? Менсон Луиза рода Янмэй всегда хотел знать это.
Он испытал в жизни все – от алмазных вершин почета до унижения более смрадного, чем жижа в выгребной яме. Но вкуса триумфа не пробовал никогда. Много лет назад, когда еще не носил колпака с бубенцами, он надеялся испытать этот вкус. Теперь Менсон лишился амбиций. Увидеть чужой триумф – было бы вполне довольно для дворцового шута.
Он сказал владыке:
– Возьми меня с собой, возьми, возьми! Покажи триумф. Тррриумф!
От возбуждения Менсон тряс головой, издавая тонкий серебристый перезвон.
– Что ж… – Адриан помедлил. – Полагаю, ты имеешь на это право.
В октябре восемь полков Южного искрового корпуса выступили из Фаунтерры на юго-запад, вдоль рельсовой дороги к Сердцу Света. Мир покрывался октябрьским дождем, словно мешковиной. Солдаты кутались в плащи, прятали головы в капюшоны. Ни блеска кольчуг, ни пресловутых алых рубах, ни грохота шагов – дорожная грязь сглотнула все. Однако шуту войско виделось огромным полотнищем красной ткани. Туго натянутое поверх дороги, это бесконечное знамя слегка подрагивало от ветра, шло величавыми волнами. Ни один фут земли не проглядывал сквозь него – до того плотной была ткань. Когда Менсон всматривался, становились заметны золотые нити, вплетенные в штандарт. Они расходились паутиной от центра к краям, можно потянуть за нити – и край ткани подберется, отогнется угол, повернется полотно. Впрочем, всех сил Менсона не хватило бы, чтобы дернуть хоть одну такую нить.
Менсон был молчалив и все думал о триумфе. Он едва представлял, где находятся север и юг, но хорошо знал, что с севера движется на Фаунтерру другое войско – оно казалось Менсону черным облаком с багровыми пятнами птиц. Имперское знамя, будто гонимое тем же ветром, что и облако, уносилось на юг от столицы. Странное и тревожное чувство рождалось у Менсона: будто владыка бежит от триумфа, а не навстречу ему. Шут не говорил об этом, только терзал от беспокойства свою шляпу. Подобно зеркалу, он отражал состояние Адриана, а тот был хмур и сер, как камень.
За неделю войско достигло залива Мейсона. Шут не любил названия, созвучного с его именем, и предпочитал говорить, как говорят в простонародье: Крайнее Море. Край Земель Короны, край цивилизации, край мира и покоя. По ту сторону Крайнего Моря лежит Литленд, охваченный войной.
Огибая море, армия двинулась вдоль берега на запад и вступила в герцогство Надежда. Леса, которыми изобилуют Земли Короны, сразу исчезли – будто кто-то отсек их одним взмахом огненного меча. По какой-то причуде климата граница герцогства была пугающе явной: рощи, поля, деревни, затем гряда каменистых холмов – и за нею безлюдная прерия. Существовало объяснение, Менсон знал когда-то… Не то граница бассейна Ханая, не то влияние сухих ветров из глубины материка… Здесь росли только кустарники да кривые деревца с плоскими, будто крыши, кронами. Они не сбрасывали листву: западные ветры приносили тепло, здешняя зима напоминала октябрь в Фаунтерре. Гвардейские лошади выедали подчистую всю зелень, какую встречали. Солдаты вырубали стволы на костры. Войско оставляло по себе редкие тощие пеньки, огрызки кустов, да жирный след из навоза. Быть может, если случится новая война, а потом одна и еще, то армии наносят достаточно удобрений, и пустыни Надежды превратятся в сады. Впрочем, Менсон не раз видел, как сады превращаются в пустыни, и никогда – наоборот.
На берегу пиратской бухты, за двадцать миль от ближайшей деревни, армия остановилась и провела в ожидании пять дней. Адриан становился мрачнее с каждым днем, Менсон отражал его настрой. Вестей не было, да и не могло быть: нет голубей, знающих дорогу сюда. Приходилось полагаться на веру. Леди Катрин Катрин, отправленная с посольством, должна привести сюда флот шиммерийцев. Император должен ждать. И верить в преданность южан и надежность женщины…
Менсон чувствовал вину. Это ведь были его слова: «Туда и обратно». Он не рискнул бы сказать, что дал совет императору. Он вообще не до конца понимал, что именно значили его слова, просто видел в них некий смысл. Когда произнес их, они вылетели изо рта красивой золотистой стайкой. Адриан улыбнулся – он-то сразу уловил значение. И тем же вечером леди Катрин Катрин отбыла в Шиммери на самом быстром корвете его величества. А теперь армия ждала у пиратской бухты на полпути от Фаунтерры к Литленду, и Менсон делал только три дела: спал, смотрел на море, чувствовал вину.
Тем утром, когда адъютант подал к завтраку салат, похожий на цвет бирюзы, флот королевства Шиммери подошел к бухте.
Прядь черных волос падает на правый глаз мужчины. Зрачок хищно поблескивает сквозь нее, будто глядит на мир из засады. Вся одежда на мужчине сияет белизной: парадный эмалевый нагрудник поверх белой рубахи, снежный плащ с серебряными лунами на плечах, отполированный до зеркального блеска рогатый шлем на голове. Однако глаз перевешивает все остальное. Гектор Неллис-Лаймон, принц королевства Шиммери, выглядит плотоядным и наглым созданием.
Рядом с его высочеством – женщина: худая, смуглая, поджарая, как дикая кошка. Говорят, что леди Катрин Катрин – лучшая любовница на свете. У Менсона нет собственного мнения по данному вопросу.
За спиной принца Гектора две дюжины свиты: южные вельможи и генералы. Их доспехи покрыты узорами и гербами, гравировкой и чеканкой, золотой вязью и серебряными медальонами. Все это сверкает так беспорядочно ярко, что у Менсона кружится голова, словно от взгляда в калейдоскоп. При каждом южном генерале по две-три женщины, они наряжены в странную смесь шелков и мехов. Принцева свита богата, сыта, довольна жизнью. Менсон кричит:
– Добррро пожаловать на бал, господа!
Принц Гектор ухмыляется, кланяясь Адриану:
– Ваше величество устраивает славный праздник. Южное Королевство Шиммери от всей души благодарит за приглашение. Тем более, что его принесли ручки такой прелестной дамы.
Он гладит Катрин Катрин по спине.
– Со мною – мои спутники: славные дворяне Шиммери, вы познакомитесь с ними ближе во время пиршества. А за нашими спинами – восемь тысяч танцоров, которых я привел на бал вашего величества.
– Премного благодарен за внимание, – отвечает император. – Средь вашего блеска совсем затерялся человек, по просьбе которого мы, собственно, собрались. Лорд Даглас, приветствую вас.
Даглас Литленд, брат правителя Малой Земли, подходит ближе. Он похож на старого голубя: ступает гордо, как все птицы, но перья истрепаны, а голова подрагивает. С ним только адъютант и пара рыцарей стражи.
– Ваше величество, нижайший поклон от герцогства Литленд.
– Каковы последние новости, милорд?
Даглас Литленд начинает говорить, и Менсон видит, как из его рта клубами валит черный дым. Тянется от лорда к императору, окутывает… Шаваны Рейса перешли Холливел два месяца назад. За то время они взяли – следует перечень городов; разбили войска – идет список лордов, что пытались сражаться; сожгли – число деревень; убили – количество людей; угнали – цифра голов скота. Менсон не вслушивается в список потерь, числа трудно даются ему. Однако хорошо видит дым: тот опутал императора и генералов, рыцарей лазурной гвардии, роскошного принца Гектора со смуглой любовницей…
